Павел Злотник. В страну восходящего солнца, где делают лучшие клюшки

Компания Гольф-Профи является эксклюзивным дистрибьютером на территории России японского бренда клюшек класса люкс Honma. Павел Злотник делится впечатлениями о Японии и посещении  офиса Honma в Токио.

Прилетел в Москву, и здесь сразу завертелось, закружилось, квик степ, джайв и ча-ча-ча в одном флаконе. У нас в Ялте такой ритм только на танцполе, а здесь с утра понедельника по вечер пятницы. В аэроэкспресс вбегаем за минуту до отхода. Поезд битком, и подъезжая к Шереметьево, мы переходим из хвоста состава, где только и были свободные места, во второй вагон, иначе не пробиться сквозь очередь на выходе с платформы и первом спецконтроле. Забираем багаж с ленты и кладем его в гольф-кар, выполняющий роль внутри-терминального такси. Всегда считал это блажью для всех, кроме тех, кому здоровье не позволяет, но сегодня нам просто иначе не успеть.

Нас высаживают у стоек сдачи багажа, зарегистрировался я в поезде. Там очередь, отдельного «рукава» для Sky priority я не вижу, и подхожу к аэрофлотовской барышне.

- Токио?- натренировано спрашивает она.

- Токио, - отвечаю я отзывом на пароль.

- Идемте со мной, времени совсем не осталось, - и она подводит нас к первой освободившейся стойке.

- Кладите чемодан на ленту, а с бэгом для клюшек бегите на 55-ю стойку сразу после зеленого коридора. У вас тридцать секунд до закрытия рейса.

Оставляю ребенка получать посадочные талоны и багажные бирки, сам несусь со своей торбой, как в школьные годы на чемпионатах района по бегу.

История повторяется в уже и не знаю какой лохматый раз. Адреналин, нервы, бег с препятствиями, струйки пота, прилипшая рубашка. Успели. Может, мне просто в жизни адреналина не хватает?

Самолет полный. Триста тридцатый аэробус, широкофюзеляжный, с тремя рядами кресел, как в наших, незаслуженно забытых «восемьдесят шестых». Два года назад мы с Сашей Кочетковым летели в таком же полупустом, было очень комфортно. А сейчас даже коленки упираются, как в новых боингах 737-800, летающих в Екатеринбург, не помню каких авиалиний, где кресла понатыканы так, что сидишь, как в гинекологическом, подтягивая колени к ушам. Главное - максимальная загрузка, бабло побеждает пассажирам назло. Но до Екатеринбурга лететь два часа, а до Токио девять.

На третьем часу полета слышим объявление командира: «Одному из пассажиров требуется медицинская помощь. Если на борту есть врач, просьба обратиться к экипажу».

В пяти рядах перед нами начинается суета. Половина стюардесс там. Приходят, уходят, совещаются. Спустя пару минут появляется молодой человек из пассажиров, видимо, врач. Осматривает нуждающегося в помощи. Его соседей пересаживают на свободные места в самом хвосте, и укладывают больного на освободившиеся кресла, благо их там четыре. За спинками сидений не видно, что происходит, не видно даже, кто нуждается в помощи. Видны только озабоченные лица стюардесс и врача. Доктор из пассажиров заходит то с ног, то с головы больного, о чем-то шепчется со стюардессами. Одна из них уходит, и возвращается через минуту с кислородным баллоном. Врач склоняется над пациентом, и его голова ритмично опускается и поднимается за спинками кресел. Очень похоже на непрямой массаж сердца. Видимо, будем садиться.

Бог с ней, с внеплановой посадкой, был бы человек жив.

Командир экипажа вновь просит врачей, если таковые есть на борту, оказать медицинскую помощь нашему попутчику. И вскоре из переднего салона приходит второй доктор. Возможно, он просто не услышал первое объявление, во всяком случае, так думать было бы приятнее.

У вновь пришедшего либо ближе к случаю специальность, либо выше квалификация, но видно, что теперь он управляет ситуацией. Пока он осматривает больного, откликнувшийся первым растирает лежащему пятки. Это происходит в нашем проходе, и мне хорошо видно, как активно работает молодой человек. В таком режиме долго не выдержать, но доктор прерывается лишь на то, чтобы снять куртку, и продолжает массировать ноги пациента с запредельной интенсивностью. Это длится довольно долго, иногда он останавливается, чтобы передохнуть, совещается о чем-то с коллегой, и вновь берется за дело.

В самолете гнетущая тишина. Слава Богу, нет любопытствующих, стоящих над душой и мешающих идиотскими советами, или просто назойливым присутствием. Все тихо сидят на своих местах и напряженно наблюдают за происходящим. Это длится уже около часа, и надо бы подойти и предложить помощь, но я не врач, и, даже, не фельдшер, знаний никаких, лезть не в свое дело не в моих правилах. А с другой стороны, хорошо вижу, что парень уже взмок, работая с ногами болящего.

- Я могу чем-то помочь? Медицинского образования никакого, но пятки растереть сумею, - обращаюсь я к доктору, перебарывая смущение.

- Конечно, спасибо. Трите, как можно сильнее. Чем интенсивнее, тем лучше.

Теперь работаем втроем. «Главный» врач со стетофонендоскопом, второй доктор растирает левую пятку, я – правую.

«Коллега» рассказывает, что у японца очень сильно упало давление, но теперь ему существенно лучше. Садиться будем уже в порту назначения.

Через пять минут я уже весь мокрый, еще немного и из доверенной мне пятки пойдет дым.

Мое участие в спасательной операции непродолжительно, где-то над Западной Сибирью врачи констатируют, что больной вне опасности, и ему надо просто поспать. Мы расходимся по местам.

Время от времени наши доктора приходят проведать пациента, осматривают его, и, удовлетворенные результатом возвращаются к себе. А ведь они реально вытащили его, похоже, все действительно было довольно серьезно. Когда-то давно, четверть века назад, у меня был водитель от фирмы, где я трудился. Хороший парень, мы дружили семьями. Его жена была с Сахалина, свекровь иногда навещала их в Москве. Возвращаясь в очередной раз домой, ей стало плохо, почти сразу после вылета из Домодедова. Самолет вернули, но спасти ее не смогли.

Наступает утро, в иллюминаторе яркое солнце, безоблачное небо и гладь Тихого океана под нами. Маша завороженно смотрит в окно.

В Токио лето, и что я поло из Ялты не взял?

Наш отель в центре, на маленькой оживленной улочке. Отель совсем новый, еще года нет, дизайн красивый, только номер крошечный, что для Японии обычное дело. Площадь санузла чуть меньше площади жилого пространства. Народа много, территории мало. За надежду вернуть Курилы будут держаться из последних сил.

Оставляем вещи в номере, и идем гулять. Поражает буквально все, мы попали в другой мир.

Кругом джунгли из стекла и бетона, но, вдруг, натыкаешься на пятачок зелени со скамейками, иногда, с фонтанами, очень уютный и комфортный, будто по Фэн-шуй. На крошечном пространстве, окруженном деревьями, ощущаешь себя защищенным от города, и с удовольствием смотришь на стоящие со всех сторон монстры-небоскребы.



Эти оазисы встречаются и совсем маленькими, как шесть соток с барского плеча последних лет советской власти, и чуть побольше, вокруг буддистских храмов и пагод. Много садов и парков. Все это смотрится на удивление органично, не чувствуется границы, из мира стекла и асфальта сразу попадаешь в зеленую сказку и обратно. Токио – город контрастов.



Добираемся пешком до императорского дворца. Вход в парк уже закрыт, и мы огибаем его по периметру, рискуя быть сбитыми многочисленными любителями бега. Их не десятки, сотни. Как велосипедистов в Амстердаме. И даже бегуны здесь другие. Мало того, что все японцы, что само по себе непривычно глазу. Они довольно странно одеты, очень пестро, многие в черных лосинах, ярких, непонятной формы майках, каких-то, полупердончиках. В наколенниках и налокотниках, с измерителями пульса и давления на предплечьях. И бегут они, в массе своей, не по-нашему, неведомым мне и очень забавным стилем.

От дворца идем в сторону Гинзы. В отличие от на удивление пустынных в субботний вечер улочек Акасаки, на Гинзе жизнь кипит. Все залито светом от рекламы и витрин магазинов, на улице толпы горожан и туристов, потоки машин. Мы сливаемся с этой шумной людской массой, и проходим ее всю. В отель возвращаемся лишь к ночи, исходив по Токио не меньше десятка километров.



В воскресенье мы продолжаем наш марафон по городу. Начинаем с императорского дворца, куда не попали накануне. Сам дворец и большая часть прилегающей к нему территории закрыты для посетителей, там живет императорская семья. Открыт лишь Восточный сад с привычным русскому уху названием Коё Хигаси Гёэн.

Прорываемся сквозь поток бегущих за здоровьем, и входим в сад. Все до неприличия ухожено, ни бумажки, ни соринки, трава подстрижена, как на гольф-поле. На траве с разложенной на покрывалах снедью сидят и лежат японцы и редкие европейцы. Ни дворца, ни императорской резиденции, где, собственно, и живет «Небесный хозяин Востока» с супругой, из сада не видно, но, все равно, здесь очень красиво. На яблонях висят яблоки, на хурме – хурма, на апельсиновых деревьях – апельсины. Центр Токио, никто не рвет.



В саду тихо и покойно, вдали высятся громадины башен Роппонги и Гинзы, там суета и бьющая ключом жизнь, а здесь умиротворение и состояние внутренней гармонии, все московские и ялтинские проблемы отступают, не хочется уходить.



Но у нас всего один свободный день, а посмотреть надо много, и мы спускаемся в метро. В очередной раз убеждаясь, что московское метро одно из самых красивых в мире. А, может, и самое. Станции простенькие, поезда тоже ничем не удивляют. Удивляют люди. Служащие токийской подземки встречают и провожают поезда поклонами. Хотя, удивляешься этому только на первых порах. Японцы – нация вежливости и соблюдения ритуала. Живут заветами китайца Конфуция, следуют ритуалу и бережно хранят его. Кланяются все и везде, знакомые и незнакомые, при встречах и расставаниях. В токийском аэропорте Нарита, Airport Limousine Bus, очень удобный, кстати говоря, вариант добраться в город, а на обратном пути вернуться в порт, делает несколько остановок у каждого из трех терминалов. Багаж в автобус грузят не владельцы чемоданов и сумок, а специально обученные люди. Так вот, эти служащие, два, иногда три человека в одинаковой форме, провожая отъезжающий от остановки автобус, синхронно кланяются два или три раза. Очень умилительное зрелище. Вечером, гуляя по Роппонги, наблюдали, как компания из трех молодых мужчин в костюмах усадила своего товарища, а, может быть, начальника в такси, троекратно кланялась вслед уже тронувшейся машине. На улочке, где расположен наш отель, масса ресторанов и кафе, почти у каждого стоят зазывалы с меню в руках, и кланяются нам, когда мы проходим мимо.

К середине второго дня я тоже начинаю бить поклоны, а карту «Сбера» даю при оплате двумя руками.

К обеду мы добираемся до Асакусы, пять минут от метро до буддистского храма Сенсо-дзи идем в плотном людском потоке, место популярное и среди горожан, и обязательная точка в туристических маршрутах. Это старейший храмовый комплекс японской столицы, ему 1400 лет. Он окружен садом с многочисленными синтоистскими святилищами, курильницами с благовониями, где народ толпится, привлекая руками дым, размазывая его по лицам и больным местам в надежде на чудесное исцеление. Думаю, не помазать ли им лысину, но вряд ли мне, православному, их японский бог поможет.

Очень много женщин в кимоно и традиционных деревянных сандалиях Гэта. Красиво и забавно. Кимоно узкие, и дамы семенят, часто перебирая ногами и цокая деревянными копытами. Красота требует жертв.



После храма вновь садимся в метро и едем на рыбный рынок, есть суши. Приезжаем к шапочному разбору, уже пятый час, и почти все лавочки на рынке закрыты. Жаль, хотел показать ребенку бурлящую жизнь среди усопших тунцов и крабов, ну хоть настоящих суши поедим из свежих морепродуктов. Поиски заведения, где мы делали это с Сашей Кочетковым два года назад, оканчиваются безрезультатно, и мы идем в первую приглянувшуюся «сушильню». И снова жаль, то место было очень простенькое, но очень душевное. И у нас обоих, не больших почитателей суши и роллов, после часа, проведенного у ленточного столика вокруг открытой кухни, высилась внушительная гора блюдец, освобожденных от маленьких шедевров, слепленных голыми руками японских поваров. Тогда мы с Сашей еле остановились, перепробовав почти все, что ехало по ленте.



Вполне удовлетворив гастрономическое любопытство, отправляемся в расположенный неподалеку парк Хамарикю. Мы снова вовремя, там только что закончилась чайная церемония. Но нам и без чая хорошо, чувство восторга от увиденного в Токио не проходит. Всё в зелени, среди прудов и каналов, в окружении японских сосен, спрятаны чайный домик и святилище Инабу. А вокруг привычные уже токийские небоскребы.



Насытившись впечатлениями по самое горлышко, к семи вечера возвращаемся отель. Ложимся, сидеть из-за величины номера просто негде, и утыкаемся в гаджеты. Хоть и воскресенье, а дел – за гланды.

После двух часов ратного труда во благо «Гольф-Профи» -я, и отечественной филологии – Маша, наводим марафет, и бросаемся в пучину вечернего Токио. Опять наматываем на подошвы километры. Акасака, Гинза, Роппонги… Заканчиваем день и встречаем новый в Hard Rock Café Roppongi, под Led Zeppelin и Deep Purple.

Понедельник - день рабочий, только на другом краю Земли, и начался он в субботу. Пока дочь спит после дневного марафона и ночного загула, разбираю за завтраком почту, перевожу на русский описание новых клюшек Honma Tour World 737, готовлюсь к переговорам с японскими товарищами.

К часу приезжаем к башне Roppongi Hills Mori Tower, одному из самых высоких и внушительных зданий Токио, где находится штаб-квартира HONMA. Нас встречают внизу на reception, поднимаемся на скоростном лифте на 35-й этаж, и попадаем в святая святых мира премиальных клюшек. У входа в офис все заставлено орхидеями, на стенах фотографии звезд мирового гольфа, несущих Хонму в массы. Японцы, корейцы, китайцы. Европейских лиц среди ambassadors of HONMA я не вижу.



Садимся в переговорной со стеклянными стенами с завораживающим видом на город, беседуем полтора часа. Обсуждаем итоги сезона минувшего, строим планы на будущий. Партнеры довольны, и предлагают нам представлять их интересы еще и в Казахстане. А мы такие, мы можем, и я соглашаюсь.
Говорим о новых продуктах компании, мячах D1 и клюшках TW737. Мячи уже в наших магазинах, клюшки обещаю закупить к сезону.

Переходим к теме поиска «лица» Хонмы в России. Мы начали еще летом, в Париже, на ежегодной «сходке» европейских дистрибьюторов, но нужного лица так и не нашли. Теперь, после олимпиады, у нас, конечно, есть идеальная кандидатура, но Хонму больше интересуют мальчики, и, желательно, играющие в Америке. Северной, между Мексикой и Канадой, to be more exact. А зря, при всем уважении к их азиатским звездам, договорись мы с нашей, все их портреты , встречающие на входе в офис, можно было бы сложить на складе, и повесить один Машин. Мимо него проходили бы гораздо медленнее…

Подвесив этот вопрос до следующей встречи, вступаем в завершающую фазу, рассматриваем возможность проведения турнира под эгидой HONMA в России. Эта идея была заброшена мной еще в Париже, с тех пор мы готовили предложения различных вариантов, от чисто спортивного «эконома» до премиального и пафосного, от эгоистично-сепаратистского до объединенного с другими брендами или турнирами. Японцы думают, идея им нравится, но с деньгами сейчас у всех туго, и мы договариваемся отложить и этот вопрос до следующей встречи. Предупреждаю их, что количество всевозможных турниров в России в минувшем году резко выросло, по сравнению с предыдущими, и поле надо бронировать заранее, желательно до Нового Года. Они понимающе кивают, но с ответом не спешат.

Мы обсудили всё, что хотели, напоследок нас ведут познакомиться с президентом Хонмы, господином Ито. Он сидит в общем зале, с еще тремя десятками сотрудников, лишь стол стоит особняком. Очень простой, кстати говоря, стол, будто из IKEA. Обмениваемся парой подходящих случаю фраз, улыбаемся, раскланиваемся.

Нам наряжают сопровождающим Томохиро, совсем еще юношу, и он везет нас во флагманский магазин Хонмы. На метро. Как я понимаю, большинство токийцев пользуются общественным транспортом, пробок в 35-миллионном мегаполисе мы за три дня не видели ни разу, ни в выходные, ни в понедельник.

Пока мы едем в токийской подземке, Маша без умолку тарахтит с симпатичным японцем. Я и не предполагал, что она так хорошо знает английский. Я думал, что сначала курсы, потом репетитор, были не самыми эффективными инвестициями в её образование, и как же приятно узнать, что я не прав. Случилось то, чего я не мог ожидать еще пару лет назад, дочь говорит «по-ихнему» лучше отца. Я, конечно, не синхронист, да и вообще, понимаю лишь три четверти из того, что мне говорят, с различной степенью успеха экстраполируя недостающую четверть. Но, все же, язык, худо-бедно, знаю. В наших ежегодных европейских вояжах с местными аборигенами в отелях и ресторанах, на встречах с партнерами и вечеринках с ними же общался всегда я. Маша иногда скромно и неуверенно поддерживала беседу. И тут вдруг её прорвало, количество переросло в качество. Молодой привлекательный японец стал катализатором процесса.

В магазине на удивление много народа. Хотя, что удивляться, при двенадцати миллионах играющих в гольф. Это как для нас «Рыболов-спортсмен». У нас за удочками и мотылем, у них за клюшками и мячами.

Магазин не сказать, что пафосный, с дорогим оборудованием и бутиковым дизайном. Разве что, зал, где стоят четырех- и пяти звёздные клюшки, дорогие бэги и дорожные сумки. Основной же зал очень простой, напоминающий универмаг. Там-то я и делаю заказ на обувь на следующий сезон. Оказывается, у Хонмы довольно богатый выбор обуви, и очень неплохой обуви. И по вполне вменяемым ценам. Так что, в сезон милости просим в наши магазины за японскими ботинками.



Параллельно обращаю внимание на одежду, и не могу пройти мимо. Это, конечно, не Chervo и не Golfino, но тоже очень достойно. Заказываю и ее.

Затем Томохиро ведет нас в галерею магазинов под центральным вокзалом. До ужина в ресторане, куда нас пригласили партнеры с Хонмы, еще больше часа, и я, скрепя сердце, подписываюсь на короткий шопинг. Четверть часа – мой потолок, после которого я, как в данном случае среднестатистический мужик, начинаю чаще дышать, выпучивать глаза и думать нехорошими словами. Мы проводим в магазинном королевстве три четверти часа, и я понимаю, что мне срочно надо выпить. В отличие от общепита, транспорта и, вообще, всего остального, цены на одежду, обувь и прочую мануфактуру вполне приемлемы, и в ресторан мы приезжаем с парой обновок.

В ресторане, с которого, по словам наших японских друзей, делали декорации для «Убить Билла», уже ждут за столом двое старших и по возрасту, и по званию коллег Томохиро. Все заставлено блюдами японской кухни. Решительно отказываемся от ножей и вилок, и, вооружившись палочками, проходимся ими по многочисленным мисочкам и тарелочкам.

То ли отголоски славы тарантиновского бестселлера, то ли еще что, но ресторан забит под завязку, и половина гостей – европейцы. Что для Японии и по сей день нонсенс. Она всегда была закрытой страной, что и для сбрендившей от лояльности и политкорректности к иммигрантам Единой Европы, и для России, хороший урок. Как-то они не сильно страдают от нехватки строителей и дворников. И на улицах чисто, и небоскребы, выдерживающие чуть не ежедневные землетрясения, повсюду. И самоидентичность сохранили. А на Сашу Кочеткова, стоящего в вагоне токийского метро смотрят с придыханием, как на Гулливера.

На галерею второго этажа с противоположной от нас стены официант несет торт с зажженными свечами. Гости за столом именинника начинают петь. К ним присоединяются соседние столики, и через мгновение уже весь ресторан поет стоя Happy Birthday. Трогательный флешмоб.

В двенадцатом часу ночи, после полезно и приятно проведенного в компании наших японских коллег вечера, поднимаемся из метро и идем по почти безлюдной улочке к отелю. Лишь у многочисленных ресторанов и кафе стоят вышедшие на перекур или уже прощающиеся гости. Да уставшие за день зазывалы.

Улица узкая, метров десять, не шире, навстречу бейдевиндом идет человек, хотя ветра нет. Ни встречного, ни попутного. При приближении человека-яхты с удивлением обнаруживаем, что это хорошо одетая, молодая и очень симпатичная женщина, в строгом деловом костюме и на высоких каблуках. Возможно, даже на лабутенах. И в стельку пьяная.

Мы останавливаемся, не в силах отвести глаза, оборачиваемся и сопровождаем взглядом ее стройный силуэт, удаляющийся широкими равномерными галсами, от одной стороны улицы до другой.

Ребенок, поступивший на первый курс института, смотрит на меня большими глазами: «Пап, как такое возможно?». И вопрос, и ненаигранное удивление радуют меня. Пока думаю над ответом, вдруг приходит ассоциация с «Бриллиантовой рукой» и Маша, говорящая другую фразу: «Пап, на её месте должна была быть я». Такой вариант нравится мне куда меньше.

Не нахожу ничего умнее банального: «Пьющая женщина – это страшно» и добавляю для сглаживания: «Вполне возможно, что остальные 364 дня она не пьет ничего крепче кефира». Хотя, вряд ли. Я вообще заметил, что японцы любят выпить, и быстро пьянеют. Возможно, это генетическая предрасположенность, как у северных народов. С одной стороны забавно, а с другой – грустно смотреть, как воспитанные и вежливые, из поколения в поколение чтящие и соблюдающие ритуал, японцы на глазах теряют витринный лоск и человеческий облик. В Верхней Пышме, Ялте или Москве такая картина не вызывает удивления, а в Токио довольно странно наблюдать за лежащим на платформе метро хорошо одетым молодым человеком, которому плохо не от сердечного приступа, как я наивно подумал, а от проигранной битвы с алкоголем. Или вот за такой женщиной-парусником. Правда с утра, они в костюмах и галстуках, без запаха перегара, а напротив, с легким флером парфюма, идут на работу, а не ищут еще двоих для опохмела. Возможно, дозы разные, а, возможно, следуют Конфуцию и утром вспоминают про ритуал.

Мы утром с сожалением вспоминаем, что цигель-цигель-ай-лю-лю, и аэрофлотовский А330 «Федор Тютчев» ждет нас на борт.

Суши лезут из ушей,
Поклоны били раз по сто,
Томохиро-сан, налей,
Летим домой, оригато…


Павел Злотник