Вячеслав Лаврентьев: "Гольф. Забытое наследие"

Вячеслав ЛАВРЕНТЬЕВ

"ГОЛЬФ. ЗАБЫТОЕ НАСЛЕДИЕ"

Мы начинаем публикацию отрывков из книги Вячеслава Георгиевича Лаврентьева, гольф-директора клуба "Сорочаны", в прошлом известного тележурналиста. Гольф для него не только работа, но и страсть. Он был один из немногих в Советском Союзе людей, кто играл в гольф.

Книга Лаврентьева – о великих, но мало известных у нас игроках и тренерах прошлого века, которые задолго до Хенка Хэйни и Бутча Хармона, Дэвида Ледбеттера и Шона Фоули тщательно проанализировали технику гольфа и открыли миру секреты красивых и точных ударов. Они были великими игроками и талантливыми учителями, а их опыт нынешние тренеры с громкими именами просто слегка "осовременили".

Вячеслав Лаврентьев дает нам понимание того, что в гольфе есть очень много путей найти свой свинг и получать удовольствие от этой увлекательной игры.



Глава «ГОЛЬФ В МОЕЙ ЖИЗНИ».

ПЕПЕ «ИЗЯЩНЫЙ». КРИСТОБАЛЬ «ЛОМОВОЙ»

Мое знакомство с гольфом случилось в 1977 году в США. Я как журналист участвовал от Советского Союза в семинаре, который проходил под эгидой Госдепартамента в Сиракузском университете. Мы знакомились там с работой местных радио- и телевизионных станций. Участникам семинара из 17 стран предоставили возможность жить в американских семьях и посетить, помимо Вашингтона и Нью-Йорка, еще три города. Я выбрал для себя Майами, Сан-Франциско и Мемфис.

Мемфис привлекал меня марктвеновскими местами и негритянскими спиричуэлс. Опекала меня там семья, где родители и дети играли в гольф.

Надо сказать, что я всегда путешествовал с теннисной ракеткой и для любителя довольно хорошо играл – на уровне среднего мастера спорта. В США я не уступил ни одной встречи.

И вот вместо тенниса мне предложили познакомиться с гольфом, о котором в те годы в Советском Союзе и не слыхивали. Пройдясь по роскошным фервеям местного гольф-клуба, я заболел этой игрой. Мне дали возможность ударить несколько мячей.

В молодости я играл в хоккей, был чемпионом Москвы по настольному теннису среди молодежи и даже входил в сборную страны, но предпочел спорту учебу. Так что с первых же ударов не было ни хуков, ни слайсов. Мячи полетели недалеко, но прямо. Это все было похоже на сон…

Мне повезло. В 1979 году меня командировали на Кубу корреспондентом Гостелерадио. Развлечений на Острове Свободы в то время было крайне мало, и я включился в теннисные баталии среди работавших там иностранцев. И в то же время искал на острове хоть какие-то следы гольфа, ведь до Революции на Кубе было насколько прекрасных гольф-полей. В одном из клубов близ Гаваны был даже собственный аэродром. Кубу от американского штата Флорида отделяют всего 90 миль, и богатые американцы прилетали сюда на уикенд – поиграть в гольф, поразвлечься с мулатками. Но то было раньше.

В 1979 году все поля оказались в запустении. На лучшем из них близ столицы на фервейях сажали юкку – вечнозеленое растение семейства агавовых – и картошку. В роскошном клубном доме разместился городок искусств – кружки музыки, живописи, ваяния. Гольф-поле, построенное Дюпоном в Варадеро, превратилось в сельву. Казалось, моим мечтам не суждено было сбыться. Но тут, как я считаю, вмешалось Провидение.

Моим партнером на теннисном корте часто выступал испанский посол. Как-то после игры, когда мы укладывали теннисную экипировку в машины, я случайно заметил у него в багажнике клюшки для гольфа. Естественно, я тут же спросил, для чего они на Кубе. И к моей радости он рассказал, что недалеко от столицы по дороге в аэропорт есть небольшой гольф-клуб "Rovers Athletic Сlub". Расходы по его содержанию и управлению взяло на себя посольство Великобритании, что и спасло клуб от участи его менее удачливых собратьев.

Полный энтузиазма я помчался в тот клуб. Узнав, что я советский журналист, меня вначале вообще не хотели пускать. В клубе царили британские порядки. В конце концов управляющий удостоил меня своим вниманием, объяснив, что членом клуба может стать только тот, кто предоставит три рекомендации от его членов. По его тону я мог заключить, что советский журналист в клубе, где не было ни одного представителя социалистических стран, совсем не желателен. У меня же было другое мнение.

При первой же встрече с испанским послом я объяснил намерение вступить в клуб и попросил у него рекомендацию. Он ее дал и обязал сделать то же самое своего консула. Третью я получил от первого секретаря канадского посольства, также моего партнера по теннису. Вы можете себе представить удивление управляющего клубом, когда я ему выложил эти рекомендации. Словом, я, а потом и моя супруга Нина и сын Дмитрий стали членами гольф-клуба на Кубе.

С самого начала мне крупно повезло. Тренером в клубе работал бывший профессионал, который играл в американском туре. Звали его Пепе. В США он играл, по-видимому, успешно, поскольку сколотил капиталец и открыл в Гаване магазин по продаже гольф-инвентаря. Но после Революции гольфовые поля на Кубе превратили в огороды и Пепе банально разорился.

Когда я появился в клубе, Пепе было 79 лет. Высокий, немного сутуловатый, в гольфе он обладал фантастическим чувством мяча. Как я теперь понимаю, то поле было в убогом состоянии: никакого орошения, плохой уход за гринами. В Гаване была постоянная нехватка пресной воды. В целых кварталах не работал водопровод, и воду развозили цистернами. Какой уж тут полив поля. В некоторых местах почва на фервейях потрескалась так, что напоминала Намибийскую пустыню.

И все же это был гольф! Несколько гольфистов – японец, канадец, два американца – имели довольно стрейч-гандикапы: от четырех до десяти. Так что было на кого посмотреть. Но главной для меня притягательной силой в клубе был, конечно же, Пепе. В свои 79 лет он почти всегда играл в пар. Казалось, что в свинге он не делал никаких усилий, а мячи летели далеко и прямо. Уже тогда я начал понимать, что существуют разные подходы к гольфу.

Вторым тренером в клубе был 45-летний мулат Кристобаль. Невысокого роста, атлетически сложенный, в молодости он подрабатывал на рубке сахарного тростника – сафре. Она длилась всего два месяца. Тростник надо было срубить как можно быстрее, чтобы он не потерял сахарозу, и рубщики работали от восхода до захода солнца.

Я делал телерепортажи о сафре для советского телевидения и даже сам попробовал поработать мачете. Через десять минут у меня отсохла рука.

У Кристобаля правая рука была в два раза толще левой. Я не предполагал, что так сильно можно бить по мячу, как это делал Кристобаль, Мячи трещали и вылетали из-под клюшки как ракеты. Особенно впечатляющим был у него удар третьим айроном. Мяч летел далеко и низко над землей. Над грином он поднимался и как "подстреленный" падал на траву. Похожий удар я видел только у Джека Никласа. То был чисто силовой гольф. И надо сказать, что мне крупно повезло. Уже в начале моего ученичества я видел два разных гольфа: легкий, изящный, основанный на ощущениях гольф Пепе и бескомпромиссный, агрессивный, силовой гольф Кристобаля. Вместе со мной к гольфу приобщились супруга Нина и 11-летний сын Дмитрий. Обоим Пепе поставил довольно приличный свинг.

Я рьяно взялся за освоение шотландской игры. У одного дипломата из Танзании купил старенький набор клюшек "Spоlding". Никакого про-шопа в Гаване, естественно, не было. Мячи дипломаты привозили из-за рубежа. Пепе дал мне 30 видавших виды мячей, и я принялся самоотверженно колотить их.

Поскольку в теннисе я был сильнейшим игроком клуба, таким же я хотел стать и в гольфе. На тренировке мячи летели довольно хорошо, но в турнирах игра просто разваливалась. Пепе меня успокаивал: "Слава, первые 30 лет в гольфе самые трудные".

Но мои старания и мучения не прошли даром. Через год на турнире, организованном Представительством интересов США на Кубе, я выиграл приз за самый близкий удар к лунке. Вообще-то, в этом виде соревнований многое зависит от случая и иногда побеждает довольно слабый гольфист. Но тогда на восьмой лунке в 130 метров надо было с одного высокого холма попасть на другой и притом летом. Мячи только трех игроков из сорока остались на грине. Мой мяч остановился, ближе других, в метре и тридцати сантиметрах от лунки.

Пепе не зря учил меня. В знак признания моих заслуг и усердия, он подарил мне паттер с деревянным шафтом из гикори, сделанный в Англии в 1924 году. Я храню эту реликвию. Приз на том турнире мне вручал Глава представительства США (фактически посол) Смит Уэйн.

Кроме того, я мог бы стать победителем в турнире, организованном посольством Японии. Я играл в предпоследнем флайте и у меня был лучший результат. Я уже предвкушал, как получу главный приз - роскошную серебряную чашу. Но я плохо знал японцев. В последней четверке игроков, состоящей полностью из японцев, играл гольфист с очень высоким гандикапом. Но и его ему не хватило, чтобы превзойти мой результат. Тогда ему просто "скинули" четыре удара. Японец был объявлен победителем, а мне пришлось довольствоваться вторым местом. Об этом подлоге мне рассказал позже по секрету кубинский кедди, который носил клюшки того гольфиста.



В моей гольфовой саге в то время был еще один занятный эпизод. Помимо острова Свободы мне как корреспонденту Гостелерадио вменялось в обязанность освещать события и в других странах Карибского бассейна. Это были небольшие островные государства, бывшие колонии Англии, Франции, Голландии. На одном из островов, на Гренаде, произошла революция. Когда местный диктатор Гейри находился в отъезде, группа молодых людей во главе с Морисом Бишопом захватила единственный в столице Сент-Джорджесе полицейский участок и объявила о свержении тирана. Тиран предпочел на остров не возвращаться.

Не стану углубляться в подробности. Скажу лишь, что Гренадская революция просуществовала четыре года, и каждую ее годовщину освещало Гостелерадио. Когда я впервые ступил на остров, я тут же начал искать… гольф-клуб. Я был убежден, что в бывшей британской колонии его не могло не быть. И не ошибся. После кубинского "Rovers Athletic Club" я был готов ко всему. Но то, что я увидел на Гренаде, превзошло все мои ожидания. Гольф-клуб был открыт. В скромном клубном доме я нашел женщину, которая взяла с меня какую-то мелочь за игру и указала на груду старых клюшек в углу, из которых я выбрал с десяток. К счастью мячи у меня были с собой.

Когда я вышел на первое ти, передо мной открылось впечатляющее зрелище: овальное поле гектаров 7 или 10, во многих местах фервейи пересекались. Крошечные грины торчали как кочки. Трава отсутствовала, вместо нее что-то буро-серое. И на этом что-то паслись овцы и козы – сотни животных. Чтобы как то без помех сыграть мяч мой кедди – парнишка лет четырнадцати, бежал впереди по полю и криками разгонял животных. Я мужественно отыграл два раунда. Кроме меня и парнишки на поле никто не появился. Уже в клубном доме, человек, выдавший себя за администратора, рассказал, что клуб знавал и лучшие времена. Но после Революции все иностранцы, около 800 семей, покинули остров, и с гольфом на Гренаде было покончено.

В 1983 году моя командировка на Кубу закончилась, и я вернулся на родину. Советские специалисты, как правило, везли с Кубы чучела крокодилов, черепах, ракушки, живых попугаев. Мы же с женой – два набора старых гольфовых клюшек. Когда приятели узнавали об этом, меня поднимали на смех. Я свалил клюшки в гараж. Домой взял лишь паттер, подаренный Пепе. Сейчас это – реликвия.


ИЗ ТЕМНОТЫ – К СВЕТУ

Вспомнить о гольфе и поиграть мне удалось лишь осенью 1986 года. Я освещал визит Михаила Сергеевича Горбачева в Индию. Группа обеспечения и журналисты прилетели в Дели на неделю раньше официальной делегации. Я воспользовался представившейся мне возможностью и "улизнул", чтобы сыграть раунд гольфа в одном из столичных клубов. Меня не остановило то, что пришлось истратить почти все 250 долларов, что у меня были.

Уже подумывал, у кого бы занять денег, поскольку надо было платить за питание. Но тут пришла радостная весть: индийское правительство сообщило, что берет на себя все расходы по содержанию советской делегации. В нашей роскошной гостинице "Ашока" было пять ресторанов с самой разнообразной кухней и обслуживанием нас по системе "все включено". Двумя годами позже меня направили корреспондентом Гостелерадио в Аргентину. Я был первым, а потом оказалось, и последним, корреспондентом Советского радио и телевидения в этой стране.

В Аргентине есть два национальных героя от спорта – пятикратный чемпион мира Формулы-1 Мануэль Фанхио (Manuel Fangio) и гольфист Роберто де Висенсо (Roberto de Vicenzo). Роберто живет в пригороде аргентинской столицы рядом с гольф-клубом "Ranelagh", построенном англичанами в начале 20-го века.

Гольф-судьба Роберто тесно связана с этим клубом. Здесь он начинал подростком работать кедди, здесь освоил гольф и в 16 лет стал профессионалом. За свою долгую карьеру он выиграл около 240 турниров, больше, чем кто-либо другой в мире. Среди них 8 открытых чемпионатов стран Западной Европы, включая Открытое первенство Великобритании, Открытые первенства почти всех латиноамериканских стран, причем по несколько раз. В родной Аргентине он выиграл более 50 турниров. Портрет Роберто висит в Мировом зале славы в США. Я знал, что в то время у меня на родине о гольфе ничего не слыхивали. Но ведь должен был кто-то и когда-то познакомить советских людей с этой замечательной игрой. И я подготовил телевизионный материал о Де Висенсо. Как только его получили в Москве, последовал телефонный звонок из корреспондентской сети. Мне сказали: "Лаврентьев, не трать государственные деньги на пустяки. Еще раз пришлешь такой материал, будешь платить из своего кармана. Нам такие материалы не нужны". И я понял, что время для гольфа у меня на родине еще не наступило…

Когда распался Советский Союз, распалось и Гостелерадио. Я приехал на родину, сдал дела по корреспондентскому пункту, посмотрел, что творится в стране. Мы с супругой решили на время остаться в Аргентине. Тем более, что дочери Катерине оставался год до окончания Национальной консерватории в Буэнос-Айресе.

Наступило трудное для нас время, борьба за выживание. Пришлось заниматься бизнесом, к которому я совершенно не расположен. Молодцом проявила себя супруга. Она сдала экзамены за среднюю школу и в Национальном университете подтвердила свой диплом медика. Вскоре Нина нашла работу по специальности.

К счастью, наше финансовое положение постепенно улучшалось, и у меня вновь появилась возможность регулярно играть в гольф. Я стал ездить в другие латиноамериканские страны, в США. Особенно мне нравилось играть в Орландо. Самым большим своим успехом в гольфе я считаю турнир, выигранный в 1997 году в возрасте 59 лет. Мне удалось включиться в тур, в котором играли тренеры и кедди. С гандикапом 9 я выиграл турнир, сделав 7 лишних ударов. Играли с профессиональных ти и на сложном поле. Храню газету "La Nacion", где публиковались результаты турниров по гольфу. Тогда же у меня зародилась мысль написать книгу об этой игре.



В Буэнос-Айресе я скупил все, какие были журналы по гольфу и тщательно их проштудировал. Мой журналистский опыт помог создать довольно приличное досье, которое и переросло в книгу. Я ее издал самостоятельно. Предназначена она новичкам, для первого знакомства с этой игрой. В книге около 200 фотографий и рисунков лучших гольфистов. Я ее дарю, но не раздариваю…

Аргентина – отличное место для занятия гольфом. Только вокруг столицы расположено более 160 голей, а всего их в стране более трехсот. Первое из них – "Lomas Athletic Club" – было построено в 1891 году. Обилие полей объясняется просто. В начале 20 века аргентинское правительство предложило англичанам построить в стране сеть железных дорог. Среди строителей было много любителей гольфа и вдоль железных дорог стали появляться гольф-поля. Проектировали их лучшие в те годы архитекторы.

Так что у страны есть своя история гольфа и уровень мастерства аргентинских гольфистов довольно высокий. Сейчас в разных турах по всему миру играет более 50 аргентинцев. Были и есть среди них первоклассные игроки. Тот же Роберто. Его друг Эдуардо Ромеро (Eduardo Romero) выиграл мейджер по ветеранам. Анхель Кабрера (Angel Cabrera) выиграл два Открытых чемпионата США. Так что для меня с 1988 года в Аргентине наступила славная пора, можно сказать "именины сердца". Мы с супругой были членами японского гольф-клуба "Окинава", расположенного близ Буэнос-Айреса. Я и Нина выиграли несколько клубных турниров. У меня были очень хорошие отношения с владельцем клуба, и он разрешал мне в будни, когда было мало играющих, отрабатывать удары на фервейях любым количеством мячей. Именно тогда я начал по настоящему чувствовать клюшку, играть на ощущениях, а не на силе.



Нина – выпускница Первого медицинского института им.И.М.Сеченова, кандидат медицинских наук. В Буэнос-Айресе является совладелицей и директором Центра гипербарики. У нее много титулов, в том числе и Miembro titular of Undersea and Hyperbaric Society (USA). Недавно получила звание профессора. Пишет книги и статьи по своей специальности на испанском, английском и русском языках. В 2005 году на международном конгрессе гипербаристов в Лас Вегасе (США) организаторы устроили для участников конгресса турнир по гольфу. Среди женщин его выиграла Нина.

В начале 2007 года меня вдруг нестерпимо потянуло на родину. У меня было такое ощущение, что меня кто-то заколдовал. Я занастальгировал, и беззаботная жизнь в Аргентине меня больше не радовала. Я и раньше ездил в Россию, но не более, чем на месяц. Теперь же появилось желание остаться там надолго. Супруга с пониманием отнеслась к моим страданиям. Я собрался, взял клюшки и уехал в Москву. Вернулся с намерением найти здесь какое-либо занятие, связанное с гольфом. Я готовился к этому. Выписал из США книгу о строительстве гольф-полей Майкла Хордана (Maikl Hordan) и другую – о профессии гольф-менеджера.

Мне снова крупно повезло. По возвращении мне предложили место гольф-директора в строящемся в Сорочанах близ Дмитрова гольф-клубе. Здесь я продолжаю работать по сей день. Здесь же заканчиваю эту книгу.

В Сорочанах я обзавелся учениками, которые к моей радости "запали" на гольф и делают на этом поприще большие успехи, даже выиграли несколько турниров в своих категориях. Я провожу в России шесть летних месяцев, а с наступлением ходов улетаю в Аргентину. У меня неизменный маршрут – Аргентина, Венесуэла, где живет моя дочь, и иногда святые места в Индии.

Эту книгу я начал писать в нашей квартире в Буэнос-Айресе. Квартира расположена на последнем шестом этаже. Она небольшая, но в этаж и плоская крыша "asotea" принадлежит нам. Там я установил клетку, где опробываю все то новое, что узнаю из прочитанных книг и журналов. Я выписал из США и прочитал более 30 книг самых выдающихся гольфистов и тренеров. В основном это книги, изданные в конце 19-го, начале 20-го веков. Уже тогда о гольфе было известно практически все...

Я хочу вернуться к еще одному эпизоду, связанному с гольфом. К 2000 году мой гольф улучшился настолько (гандикап +5), что я решил поиграть в любительских турнирах в США. Мне посоветовали подтянуть физическую форму, поскольку предстояли большие нагрузки. Я пошел в "качалку", где инструктор подготовил для меня интенсивную программу, и принялся ее рьяно выполнять. Теперь то я понимаю, что переоценил свои возможности, тем более, что было мне 62 года. Как результат - отслойка сетчатки в левом глазу. Операцию делали в глазной клинике им. Гемгольца в Москве, и закончилась она крайне неудачно. Левый глаз перестал видеть.

Осенью 2011 года я, как всегда, вылетел в Аргентину. Решил навестить дочь в Венесуэле и провести с ней две-три недели. Катерина закончила Национальную консерваторию по классу фортепьяно в Буэнос-Айресе и даже выиграла конкурс на замещение там должности преподавателя. Но в один прекрасный день встретила венесуэльского бизнесмена и улетела с ним в Каракас. Там они и живут.

Надо сказать, что в то время в моем единственно зрячем глазу начала быстро прогрессировать катаракта, и я видел с каждым днем все хуже и хуже. Я не знаю, какая сила помогла дочери убедить меня оперироваться в Каракасе. Я – специалист по латиноамериканской проблематике, исколесил почти всю Латинскую Америку и прекрасно знал, что такое третий мир. Но что сделал, то сделал. Я решился на операцию. Словом, черт попутал. По-видимому, он же помог врачу так изуродовать глаз, что я потерял зрение.

Представьте мое состояние! Еще недавно играл в гольф, ходил по фервейям, наблюдал цветение сакуры в японском клубе и вдруг этот мир для меня закрылся. Я слепой. Катерина забрала меня из клиники и потянулись для меня длинные безутешные дни. В довершение моих бед в Каракасе я перенес инфаркт и клиническую смерть…

Mы сидели с дочерью на скамейке у дома. Я наслаждался солнышком, хорошей погодой и вдруг полностью "отключился". Вытащил меня с того света проходивший мимо (случайно или нет) тренер по фитнесу. Он сделал интенсивный массаж сердца, и я пришел в сознание. Надо сказать, что до того момента меня часто посещали всякие черные мыли. Но после случившегося я решил, раз меня "оттуда" вытолкнули, значит мое время не пришло, надо продолжать жить и бороться.

Я и до этого верил в существование непроявленного мира, а теперь решил привлечь его на помощь. Начал овладевать глубоким дыханием, релаксацией, визуализацией и медитацией. Лежа в кровати, стал мысленно играть в гольф. Я выбрал клуб Окинава, где я помнил каждую кочку. Вначале картинка была несколько размытая, а потом появилось ощущение, что ты действительно находишься на поле. Ментальной стороне гольфа у меня в книге посвящена целая глава. С трудом удалось вырвать разрешение у венесуэльских врачей на мою транспортировку. В Буэнос-Айресе меня встречала супруга. Она показала меня опытному офтальмологу, который пытался помочь мне. Через два месяца я понял что, его усилия бесполезны. За мною прилетел сын и увез в Москву. Здесь в Центре микрохирургии глаза им. Федорова меня принял его сподвижник Валерий Дмитриевич Захаров. Уже в ходе обследования в поликлинике Центра я понял, каким надо было быть идиотом, чтобы довериться венесуэльским врачам. Обследование показало, что вместо катаракты я получил полную отслойку сетчатки, покрытый кровью и поставленный набок хрусталик, внушительный шов и желтое пятно на роговице. Захаров провел успешную операцию и для меня впереди забрезжил свет. Начался долгий период восстановления зрения. Помимо традиционных лекарств я практиковал глубокое дыхание через глаза по методике Мирзакарима Санакуловича Норбекова, медитацию, использовал тибетскую медицину и йоговские упражнения.

Но больше всего мне помогли настрои на выздоровление академика Сытина, которые я продолжаю слушать и по сей день. Теперь я глубоко убежден, что при определенных условиях слова и мысли могут материализоваться. Я понял, что в человеке заложены колоссальные возможности и все зависит от него самого, и в жизни, и в гольфе.

Сейчас у меня зрение 0,35. В очках я читаю, работаю на компьютере, пишу эту книгу, возобновил поездки за рубеж. Я продолжаю тренировать в гольф-клубе Сорочаны. Администрация клуба во главе с Николаем Евгеньевичем Юденковым меня всячески поддерживала в трудную минуту и отношение ко мне здесь превосходное. Это помогает мне в свои 77 лет быть на высоте положения.



(Продолжение следует)